Только война. Только хардкор. Только мясо, милая.
Глава, не вошедшая в "Оружие возмездия" Олега Дивова.
*****
Стояла поздняя весна 1987 года. Столица нашей социалистической родины зеленела и расцветала. А мы с одногруппником по прозвищу Билли шли, нетвердо ступая, по московским изогнутым улицам.
Нетвердо мы ступали, поскольку кроме весны на дворе стоял весенний призыв, и нас могли со дня на день забрать в армию.
Навстречу шел наш одногруппник по прозвищу Бенни. Его тоже вот-вот должны были призвать, и Бенни так этим проникся, что вообще ноги переставлял по-собачьи: левая передняя, правая задняя…
- Здорово! – сказали мы. – Тебя еще не забрали?
Бенни попытался встать прямо и поднять глаза повыше, при этом у него из-за пазухи выпала небольшая книжка. Я подхватил ее.
- А-а, привет, ребята… - пробормотал Бенни. – Вас еще не забрали…
Больше он ничего членораздельного выговорить не смог и побрел себе дальше. Книжка осталась у меня в руках. Будь я трезвее – догнал бы человека и вернул потерю. Но в тот момент одного взгляда на обложку мне хватило, чтобы упрятать добычу в карман. Бенни все равно никакой – рассудил я, - и книг таких у него много, перетопчется недельку, потом отдам, он еще и обрадуется.
Книжка была «пингвиновским» пейпербэком (в отличие от большинства граждан СССР, я такие слова знал), и на ее обложке некий космический штурмовик атаковал какую-то башню. Картинка не имела ничего общего с содержанием, но меня это не удивило – в отличие от большинства граждан СССР… и так далее.
На обложке было написано: «Clifford D.Simak. The City».
ИСТОРИЯ ОДНОГО «ГОРОДА»
сказка странствийИСТОРИЯ ОДНОГО «ГОРОДА»
сказка странствий
Миф об СССР, как «самой читающей стране в мире», возник из-за статистического казуса. Помимо газет и журналов, пользующихся реальным спросом, в Союзе печатали кучу макулатуры, тиражи которой поддерживались искусственно. Член КПСС был обязан подписаться на «Правду». А какой ты железнодорожник, если не выписал «Гудок»? Трудишься в лесной промышленности – получай газету «Лесная промышленность»! Был даже журнал для прапорщиков. Так и назывался: «Знаменосец». Прапорщики его, как правило, не читали, но все равно подписывались. А то какие же они прапорщики.
Поделите эту массу периодики на число граждан СССР. Вы получите бешеные цифры ежедневного чтения, имеющие мало общего с суровой действительностью: вся газетная бумага заканчивала свою жизнь в канализации и выгребных ямах, и кто ее перед этим читал, а кто нет, попробуй выясни.
«Виртуальная периодика» могла приносить некоторую пользу – в таких же виртуальных областях деятельности. Благодаря «Правде» член КПСС всегда знал, куда рулит партия, а попутно следил за драматическими перипетиями конфликта между Гватемалой и Гондурасом. Статьи из журнала «Коммунист Вооруженных Сил» служили армейским пропагандистам основой для лекций – их переписывали от руки и зачитывали вслух.
Нечто подобное творилось и с книгами. Были отличные издания зарубежных авторов, в прекрасных переводах, о которых теперь ностальгически вздыхают ценители; иногда печатали советских писателей, за книгами которых гонялась интеллигенция. Ни того, ни другого никогда не хватало на всех, и иметь «своего человека» на «книжной базе» было большим везением. Хорошие книги, как и почти все хорошее в СССР, не столько покупали, сколько «доставали».
А параллельно издавался – чтобы осесть мертвым грузом на полках магазинов и библиотек, - колоссальный вал «соцреалистической прозы» разной степени нудности, и совсем уж кошмарный поток сильно специальной литературы для сильно специальных нужд. В каждой армейской «ленинской комнате» должно было стоять ПСС. То есть, на каждый этаж каждой казармы – одно ПСС. Если вы забыли, что такое ПСС, я вам напомню дикий вопль, однажды вырвавшийся у нашего замполита:
- Как может комсомолец вытирать жопу Полным Собранием Сочинений Ленина?!
Еще как может. Так может, что от могучего тридцатитомника одни корешки останутся.
Массовый советский спрос на Пушкина, Толстого, Гоголя, Достоевского тоже легко объяснялся. Их покупали немногим меньше, чем училось детей в старших классах. Включение этих авторов в школьную программу нанесло по русской классике сильнейший удар, о последствиях которого говорить не мне, и не здесь…
Ваш покорный слуга книги любил очень, но от иллюзий на тему «самой читающей страны» избавился рано. Две трети моих сверстников читали строго по принуждению, и дай им волю, не читали бы вообще. Уверен, ребята с удовольствием листали бы комиксы, но комиксов советская издательская машина не производила. Комиксы – это было «не наше», их выдумали американские капиталисты для своих американских дебилов. Запредельные тиражи комиксов часто упоминались в прессе, как признак полного отупения трудящихся масс США.
Советские трудящиеся массы не читали тупых комиксов, они одухотворенно пили водочку под селедочку, выпотрошенную на газете «Правда». Когда напротив завода, где я проходил практику, закрылся на учет винный магазин, бригада такелажников, передовиков социалистического труда, вдруг не смогла после обеда набросить петлю троса на крюк подъемного крана. Обвязать-то деталь они обвязали, а подвесить ее на монорельс – никак. Кидают, кидают петлю – не могут попасть, хоть ты тресни. Сказалась многолетняя привычка одухотворенно тяпнуть по стакану в обед.
Но «Правду» они выписывали. Коммунисты!
Интерес к печатному слову подскочил во второй половине восьмидесятых, когда газеты начали писать если не правду, то хотя бы полуправду. А потом еще и «всякое интересное». В тот день, когда из-за пазухи Бенни выпала англоязычная книжка, тираж газеты «Труд» зашкаливал за двадцать миллионов, и на летучках в «Комсомолке», делавшей всего восемнадцать, безуспешно пытались анализировать этот феномен. Редакция «Комсомолки» еще не поняла тогда, что если информация о летающих тарелках не поддается проверке, так не делай умное лицо, а сдавай материал в набор, и будет тебе счастье… В те дни Советский Союз действительно много и с охотой читал.
Нынешняя Россия тоже читает, в общем, немало. Просто она скатилась на нормальные общемировые позиции – когда книги покупает не больше тридцати процентов граждан. А остальные не покупают. За отсутствием интереса. И никак их не заставишь.
Можно только заинтересовать.
Чем именно народ интересуется, можете сами отследить по тиражам.
На этой высокой ноте я и закончу лирическое отступление.
*****
Я не успел вернуть книгу Бенни, потому что его призвали. Саймак остался со мной. Я любил «Город», знал этот роман едва не наизусть в переводе, и прочесть книгу на языке оригинала имело прямой смысл: хоть так подтянуть свой безобразный английский.
Но какой тут, извините за выражение, «язык оригинала», когда тебя тоже вот-вот забреют!
Короче говоря, поздней осенью, когда меня и правда забрили, «The City» оставался не только непрочитанным, но даже ни разу толком не раскрытым.
Естественным решением было взять книжку с собой в армию. Она занимала мало места, почти ничего не весила, но зато весомо напоминала, что у меня до призыва была осмысленная жизнь. Может, я сам звезд с неба не хватал, но хотя бы из моих приятелей, когда нажрутся, вот такое сыпалось, а не как обычно.
Так Саймак угодил в мою солдатскую тумбочку.
Через пару недель, пережив обморок в строю, провал сквозь вагон со щебенкой и еще кое-какие приключения, я оказался за пишущей машинкой в штабе дивизии. Там было не до книжек на английском. Саймак по-прежнему жил в казарме, и забрать его из тумбочки в штаб я даже не думал. С ним ничего не могло случиться.
Он оказался никому не нужен.
Он был на непонятном языке и без картинок.
А то, что книгой можно вытирать задницу, я тогда не подозревал.
По счастью, в «учебке» такой традиции не водилось, да и газет хватало. И воровать личные вещи было не принято, крали в казарме только деньги.
Поэтому Саймак безопасно перезимовал в тумбочке, а я в свободное время ностальгически читал Бунина из полковой библиотеки…
Однажды весной, зайдя в казарму, я увидел, что по ней бродят какие-то странные военные.
- Это проездом ребята, - объяснил дневальный. – Везут их куда-то, переночуют у нас.
«Ребята проездом» оказались, как на подбор, здоровы, мордасты, наглы и выглядели прослужившими минимум год. Черт его знает, куда их везли, и кто они были такие. Курсанты поглядывали на них с опаской.
Ну, штабной салага из «учебки» это тоже солдат, оборзевший дальше некуда. Поэтому, застав одного из гостей сидящим на корточках перед моей тумбочкой, я и ухом не повел. Я просто остановился у него за спиной, руки в карманы, и ждал развития событий.
Парень с интересом листал Саймака.
Посмотрит на страницу, перелистнет, на следующую посмотрит, опять перелистнет…
- Твоя? – спросил он, полуобернувшись в мою сторону.
- Угу.
Парень вернулся к книге, просмотрел еще несколько страниц.
- А ты что, нерусский, что ли? – осенило его.
- Русский.
Он молча закрыл книгу, положил ее на место, захлопнул тумбочку и ушел, не сказав больше ни слова.
*****
В Бригаде Большой Мощности мне тоже поначалу было не до Саймака. Там поначалу было ни до чего, выжить бы. А Саймак лежал в тумбочке.
Из этой тумбочки крали все, что можно. То есть, зубную пасту. И изредка зубную щетку. Я другого в тумбочке не держал.
А Саймака не трогали.
У меня и не было ничего больше своего, не казенного. Только огрызок бумажника, в котором хранилась пара фотографий и несколько писем – я его носил во внутреннем кармане. Никаких других личных вещей. Ничего материального, за что тебя можно ухватить и встряхнуть; чем тебя можно шантажировать.
Я сохранил эту армейскую привычку навсегда. Сейчас все, что мне нужно, чтобы начать жизнь с нуля, прячется на крошечной флэшке. А если подумать, можно и без нее обойтись.
Я нигде не живу и ничего не стою.
У меня ничего нет, и с меня нечего взять, кроме моей шкуры.
Очень люблю хорошие вещи, но не привязан к ним.
Ревниво и даже злобно охраняю свою территорию, но помню: новое место полностью обживается за месяц-полтора.
Это школа ББМ, чтоб ей ни дна, ни покрышки.
Но даже Бригада Большой Мощности, где у человека виртуозно изымали все до последнего, включая человеческое достоинство, не придумала, что сделать с «Городом».
Он и там оказался никому не нужен – лежал себе в тумбочке.
Его могли бы украсть и просто выкинуть, чтобы причинить мне боль, но на это у моих недругов банально не хватило ума.
А для вытирания задницы гораздо лучше подходило ПСС.
Узнав, что в ББМ подтираются книгами, я был крепко шокирован.
- Но это же книги! – возмутился я.
- Какие это книги, это же Ленин! – объяснили мне комсомольцы.
Не любили они дедушку.
- Все равно нехорошо, - сказал я. – Сегодня ты Лениным подтираешься, а завтра?..
Комсомольцы не вняли. Я был в ББМ еще никто, просто парень со странностями. Москвич, ёптыть.
Через месяц-другой, когда у меня ночью спёрли бляху с ремня, я подумал, что так и до Саймака однажды доберутся - и отнес его на узел связи, к Генке Шнейдеру.
Там Саймак провалялся до осени, все еще нечитанный. На ночных дежурствах я иногда читал журнал «Огонек» - наш художник Михайлов тырил его из кабинета замполита.
По первому снегу Саймак вернулся в казарму и зажил себе в укромном углу каптерки вместе с барахлом, которым я начал полегоньку обрастать.
Потом нам с Саймаком невероятно повезло.
Между канцелярией и кабинетом командира нашего дивизиона была узкая комнатка-пенал, метра полтора на три. Она считалась фотолабораторией, там даже был раздолбанный увеличитель. Еще там хранились три ободранных электрогитары «Урал», останки усилителя, и лежали на боку две большущих колонки. Из-за этого комнату звали «музыкалкой».
Спасти комнатушку от потока и разграбления можно было лишь одним способом: назначить ответственного, крайне желательно - человека в авторитете. Раньше за помещением следил сержант Верчич. Он даже печатал там снимки изредка. Фотографирование в ББМ не поощрялось категорически – наша техника считалась адски секретной.
Верчич относился к своему богатству равнодушно. Ну, хранил личные вещи. Ну, когда бригада убегала на зарядку, уходил в комнатушку спать на колонках. Больше ни на что этот пенал не годился. Там впритирку помещались трое, и то чокаться было неудобно.
Уходя на дембель, Верчич принес ключ от «музыкалки» майору Афанасьеву.
- И что мне с ним делать? – спросил Афанасьев.
- Да вон хотя бы Москве отдайте, - кивнул в мою сторону Верчич. – У него же мафия.
- Ага, и вся его мафия будет сидеть у меня за стенкой?!
- Зато другие не влезут. А если и влезут – эти найдут, кто.
Афанасьев только фыркнул.
Через пару ночей «музыкалку» взломали и перевернули там все вверх дном.
Это вычислитель Саня Вдовин, попив одеколону, вспомнил, что он великий музыкант, и решил поиграть на усилителе с колонками.
Или на гитаре с увеличителем, черт его знает, все равно ничего не работало.
Честное слово, я Вдовина не провоцировал.
Решили отдать «музыкалку» под комитет комсомола. Вручили ключ бригадному комсоргу капитану Сергиенко, которому только этого и не хватало для полного счастья.
- Почему я?! – возмущался Сергиенко. – На хрена мне эта душегубка? Ее ночью разграбят, а я – отвечай?! Давайте… Давайте вон вашего москвича в комитет комсомола выберем, и пускай он отвечает.
- Ой, бля… - только и сказал Минотавр.
Он своего москвича уже неплохо изучил.
Следующей ночью «музыкалку» опять грубо вскрыли. Поскольку комната была на нашей территории, это очень не понравилось старшине дивизиона сержанту Тхя, и он на всякий случай настучал по шапке вычислителю Сане Вдовину.
А я оказался в комитете комсомола – и с ключом.
- Отвечаешь за помещение, - сказал Минотавр. - Можешь пускать туда свою мафию, но чтобы больше – никого.
- Даже замполита не пущу, - пообещал я.
«Музыкалка» тут же превратилась в образцовый комитет комсомола. В простенке между двух стеллажей я повесил портреты трех членов Политбюро ЦК КПСС – товарищей Рашидова, Кунаева и Алиева.
Художник Михайлов нашел на помойке виниловую пластинку «Целина» – автор Л.И.Брежнев, исполняет Е.Копелян.
- Сделаю золотой диск!
Он выкрасил пластинку бронзянкой и привинтил изнутри на дверь.
А на самом видном месте лежал Саймак.
Минотавр заглянул в комнатушку – и потерял дар речи.
Только сейчас могу оценить, соклько у мужика было такта – другой бы просто разнес помещение в клочья. А этот лишь попытался отодрать Золотой Диск от двери, и то передумал, когда я жалобно взвыл.
- Замполит тебя убьет, - сказал Минотавр.
- А мы его в ответ по политической линии пропесочим!
Минотавр натянул фуражку по самые зубы и поспешно ретировался.
Он еще не знал, какая у меня комсомольская закалка. Вашего покорного слугу выгнали с шумом и треском из школьного комитета, с должности зама по идеологии – за полный развал идеологической работы. В Универе наше комсомольское бюро провело ровно два собрания: на первом упразднило «личные комплексные планы», а на втором едва не самораспустилось, да побоялось репрессий и решило просто втихаря забить болт.
Комсорг Сергиенко заглянул в «музыкалку» ровно один раз.
Оглядел портреты Рашидова, Алиева и Кунаева и сказал:
- Ну и рожи! А это чей золотой диск? Ух ты! Лёлик Брежнев! Прикольно. Ну ладно, я пошел.
Я не слишком обрадовался «музыкалке» поначалу. Мне тогда было вполне комфортно в казарме, среди людей. Только к исходу третьего «периода» службы я начал прятаться в свою конуру все чаще и чаще. Когда подкатывало желание придушить кого-нибудь.
Помимо Саймака, который все еще не был ни разу открыт моей рукой, в «музыкалке» постепенно скопилось много книг и периодики. Ко мне за ними бегали те, кто любил читать. А потом и те, кто раньше не любил. Я горжусь тем, что приучил к чтению несколько человек. Да, не сто, и не двадцать, всего несколько. Зато каких. Когда дежурный по бригаде обнаружил среди ночи в «ленинской комнате» отпетого самовольщика негодяя Максакова, уткнувшегося носом в авантюрный роман, то первым делом рванул ко мне. Спросить, чего негодяй Максаков замышляет, и не сошел ли солдат, паче чаяния, с ума.
А я читал переводную фантастику в журнале «Техника-Молодежи», рассказы Пьецуха в «Огоньке», Стругацких в «Неве»...
Идиллия была нарушена грубым вмешательством замполита. Не помню, отчего ему в тот раз вожжа попала под хвост – мы регулярно ссорились, - но перед «весенней проверкой» он потребовал, чтобы я привел комитет комсомола в надлежащий вид. Я пообещал. Ничего не сделал, разумеется. А назавтра, когда наш дивизион стоял в наряде, и я пропадал в парке техники, замполит приказал дневальным взломать «музыкалку». И все, что показалось ему неуставным, оттуда вышвырнул. Потребовал отнести на помойку и там сжечь. Под его личным надзором.
Я вернулся в казарму через сутки – к зверски разоренному гнезду. Голые стены, три облезлых электрогитары, останки усилителя, перекошенный фотоувеличитель и две колонки. Даже Золотой Диск погиб.
Подошли только что сменившиеся дневальные, вычислитель Саня Вдовин и негодяй Максаков.
В руках у Вдовина был Саймак.
- Из огня вынул, - сказал он, протягивая мне книгу.
- Прости, Олежка, - сказал Максаков. – Замполит просто озверел, мы ничего не могли сделать. Мы только знали, что тебе эта книга дорога, и постарались хотя бы ее спасти.
- Спасибо, ребята… - пробормотал я растроганно, принимая Саймака.
Он ничуть не пострадал.
«Музыкалку» мы восстановили. За протретами Алиева, Рашидова и Кунаева пришлось побегать, но мы это сделали. Жаль, второго диска, достойного стать золотым, не нашлось.
«The City» занял прежнее место. Я больше не боялся за эту книгу после ее чудесного спасения из огня. Был уверен, что она вернется к хозяину.
Я уволился в «афганке», купленной за четвертной на вещевом скаладе, и кожаных сапогах, реквизированных у сержанта Рабиновича. На плече у меня висела небольшая спортивная сумка. В ней лежали мои личные вещи.
Отвертка от миномета – размером с предплечье взрослого мужчины, едва в сумку запихал.
Кусок пулеметной ленты от ПКТ, без патронов, конечно.
Фляга из нержавейки, тоже от миномета, с надписью по трафарету «СПИРТ ЭТИЛОВЫЙ».
Книга на английском языке с надписью на обложке «Clifford D.Simak. The City».
*****
Осенью 1989 года мы в Москве с сокурсниками отмечали возвращение из армии последних наших. Пока язык еще не заплетался, я отозвал в уголок Бенни и показал ему книгу.
- Ничего не напоминает?
- Ух ты! Это же моя! А я думал, что потерял ее.
- Теперь слушай, как было дело.
И я рассказал ему эту невероятную историю.
Бенни вцепился в Саймака обеими руками и горячо меня благодарил. Непонятно, в общем, за что, но горячо.
Подошел Билли, посмотрел на книгу и спросил, откуда у него ощущение, будто он ее где-то раньше видел. Пришлось все повторять на бис.
- Помню, как ты ей тогда обрадовался. Но взять ее в армию… Ну ты… Эстет! – оценил Билли. – Ты ее хоть прочитал?
- Не-а! – сказал я.
«Город» – очень грустная и добрая книга о долгом закате человечества. За почти двадцать лет, прошедших со дня увольнения из армии, я сменил много квартир и много раз собирал заново библиотеку. Рано или поздно в ней обязательно появлялся «Город». Без него было чувство, что в доме чего-то не хватает.
А с «Городом» – сразу порядок.
-
-
25.02.2008 в 11:30-
-
25.02.2008 в 16:50-
-
25.02.2008 в 23:37-
-
26.02.2008 в 00:00